vladivostok.jpg

МЕРКУЛОВА ЕВГЕНИЯ ЛЕОНИДОВНА (ВЛАДИВОСТОК)

Рейтинг:   / 890
ПлохоОтлично 

Обложка конкурсаВ наши дни в разговорах друзей и знакомых часто можно услышать: «Сидит у матери на шее, работу найти не может» или «По специальности работы нет, а на копейки не пойду». Безработный будет ныть, клясть время, страну, правительство, но сам не приложит усилий. Именно о необходимости трудиться, совершенствовать мастерство, я хочу написать.

 

 

 

 

 Мой отец, Дидук Леонид Трофимович, родился во Владивостоке в семье рабочего Дальзавода. Он был пятым младшим братом и шестым ребенком в семье. Учился в школе №65 на улице Минеров и закончил 4 класса. Умел читать, писать, считать. «А что еще пацану нужно?» ‒ так думали родители ‒«Пусть лучше рыбу ловит, дрова соседям колет. Есть все хотят ‒ пора и зарабатывать, а не на шее у отца сидеть, да книжки читать».

Отец рассказывал о времени, когда он был подростком, о том, что в бухте Золотой Рог ловили рыбу: камбалу, красноперку, ленков, зимой ‒ навагу. Но особое удовольствие получали, когда косяки корюшки заходили в речку Объяснение. За час-полтора можно было наловить целый мешок. Втихушку от матери на улице Спортивная, возле гастронома, частично продать или купить папирос, ну и немного сахара на семью. Рыба тогда была основным продуктом питания и, конечно, дары огорода.

Когда отцу исполнилось 18 лет, он был призван на срочную службу, служили тогда 4 года. Для отца армия тогда растянулась с 1936 по 1946 год. Сначала 6 месяцев учебный отряд, затем Карелия, потом Финская война и Великая Отечественная.

В 1946 году вернулся во Владивосток, из пяти братьев один. Получив 4 похоронки, старики сильно сдали. Особенно отец. Работать на заводе уже не могли. Так, в ответственности у Леонида остались престарелые родители, 13-летняя племянница и ее 75-летняя бабушка. Мать племянницы во время войны не стала ждать мужа с фронта: уехала с каким-то военным в Китай. Больше ее никто никогда не видел.

Образования нет, профессии нет, ‒ умел Ленька лишь баранку крутить и пошел шофером в тот же учебный отряд.

Однажды на выезде с территории Леонид встретился у ворот с новобранцем. Губа разбита, вокруг глаз синие круги, значит, били. Спрашивает: «За что получил?», а матросик вместо ответа заплакал, да так горько. Леонид выехал за ворота части, заглушил мотор и вернулся к пареньку: «Так за что? Скажи! Может помогу». Захлебываясь слезами, размазывая сопли по лицу, паренек поведал:

‒ Потерял бескозырку и на построение пришел не по форме. Весь взвод был наказан за нарушение дисциплины, а потом они били меня.

‒ Попробую помочь тебе, парень. У тебя есть старые форменные штаны или бушлат?

‒ Брюки-то есть, но мне нужна бескозырка, иначе опять бить будут.

Старенькие порванные брюки матрос принес.

‒ Завтра в 7 утра подойдешь к воротам ‒ сказал шофер.

Дома Ленька распорол брюки, перелицевал ткань, вырезал круг, околыш, стенки. На подкладку взял подкладку от старой отцовской куртки. Достал материну машинку. Частично на машинке, частично на руках сшил. Получилось слегка кособоко, но лучше так, чем никак. Утром, как договаривались, Леонид отдал бескозырку парню.

Прошло несколько дней, опять этот матросик дежурил на воротах. Допуская машины в город, закричал:

‒ Дядя, дядя!

Леонид остановился.

‒ А можешь еще бескозырку сшить? Мы вам заплатим рубль!

Шофер улыбнулся:

‒ Рубль – это хорошо, сошью.

И сшил. И уже не такую кривобокую. Так постепенно Леонид освоил новую профессию – мастер военных головных уборов. Долгое время работал на чердаке «малого» ГУМа или, как тогда его называли, Детского мира. Там шили всю форму для военных. В том числе и головные уборы. Потом отец работал в мастерской на 36-м причале. В небольшом помещении невыносимо пахло мокрой шерстью, табаком и казеиновым клеем, который варили на электрической печке, помешивая деревянной палкой. Когда мы приходили к отцу на работу, он нас тут же выгонял на улицу, чтобы не дышали этим смрадом.

Время шло, мастерство совершенствовалось, и отец стал известным мастером головных уборов.

Хорошо помню такой случай: было мне лет тринадцать. Тогда мои родители не оставили надежду исцелить меня от слепоты ‒ возили по всей России к великим лекарям. Так мы попали в Ленинград, к светилу неврологии, профессору Трому. Отец тщательно собирался в поездку, и кое-что взял с собой ‒ у него были свои планы. Как-то вечером решил прогуляться и взял меня с собой. Где-то на Литейном мы зашли в мастерскую по пошиву военных головных уборов. Там был тот же запах, что и у отца в мастерской на 36-м причале: клей, сырая шерсть и табак. Папа посадил меня на стул, а сам начал разглядывать витрину. Долго молча стоял, потом взял в руки белую старенькую фуражку. Мастер из-за конторки проворчал:

‒ Не продается.

Но отец не повесил фуражку на место, а стал легонько приминать по кругу. Мастер из-за конторки повторил:

‒ Мужик, ты что, не понял? Не продается!

‒ Да я не покупаю: поверяю качество.

И еще сильнее начал приминать фуражку. Мастер вышел из-за конторки, выхватил фуражки и заорал:

‒ Да эту фуражку носил сам адмирал Кузнецов лет 10! Это ж не фуражка, а легенда! 10 лет быть в обиходе и еще украшать мою витрину. Ты знаешь, кто ее сшил? Старый дед Леонид в городе сопок, туманов и соленой воды. Ты небось и города такого не слыхал?

Отец посмотрел в зеркало: «Да, лысый, да, весь в морщинах, но все равно еще не дед. Хотя для матросиков, что бегают за бескозырками…» - подумал отец.

‒ И все-таки это моя фуражка, давай поспорим на бутылку армянского коньяка «5 звезд».

‒ Ты сначала сходи купи коньяк, а потом будем разговаривать.

Отец достал из сумки бутылку коньяка, мастер опешил:

‒ И как ты докажешь, что это твоя фуражка? Что это ты сшил ее?

‒ Подпори подкладку. Круг пришит нитками 10 номером, серого цвета, у меня тогда не было белых ниток, а картон белыми 30 номером.

Мастер нехотя взял нож и также нехотя стал подпарывать подкладку, боялся испортить фуражку, но спор есть спор. И сразу увидел, что, действительно, круг пришит серыми нитками 10 номером, а картон белыми 30-кой.

Коньяк тут же был выпит.

‒ Отец, ты все-таки выбрось эту старую грязную фуражку, не позорь мою седую лысину.

И достал из сумки сразу 2 фуражки: черную форменную и белую парадную. Мастер расширил глаза, дрожащими руками взял сразу обе, долго рассматривал, а потом сказал:

‒ Так ты и правда дед Леонид из Владивостока?

‒ Правда, правда.

‒ Продашь? Сколько? (мастер)

‒ Вешай на витрину. Только этот позор 10-летней давности убери!

Отец еще долго рассказывал про Владивосток, а мастер все разглядывал фуражки, удивляясь мастерству.

‒ А как же ты один обшиваешь весь Тихоокеанский флот? – спросил мастер.

‒ Да почему же один? В городе 2 мастерских по пошиву одежды для военных, а я так, для тех, кто хочет покрасивее. И вообще, я не один, у меня жена и 3 дочери.

‒ И все такие? – мастер показал на меня.

‒ Нет, старшая зрячая, но помогают все. Они же девки, а этим бабам всегда что-то надо: платьица, туфельки, сумочки, чулочки. Дочка, хочешь обновку? Работай.

Это я тоже хорошо помню, приедешь со школы на выходные домой, хочется полениться или куда-нибудь в гости, а тебе: «Сначала вот это сделай – вшей 5 сталек в бескозырку». Мама втянет нитки в иголку и сидишь, шьешь. Но особенно я не любила утюжить средний кант. На ребре треугольной колодки была сделана бороздка: в нее укладывался кант, и с другой стороны разглаживали шов. Шов плохо разъединялся, утюг тяжелый, старый, через 20 минут рука от тяжести уставала. Одним словом – тоска, но выбора нет. Помощь семье – без обсуждений.

Сам отец работал с самого утра до поздних сумерек. Подъем в 6 утра. Стакан кофе и за работу. До 9 часов утра чертил, кроил. За машинку не садился, чтобы не тревожить стуком соседей, а уж после 9 шил, шил, шил… Он, инвалид 2 группы, обеспечивал всю семью. По состоянию здоровья почти не выходил на улицу, но ремесло свое не оставлял.

Помогали отцу все, а вот мастерство не перенял никто. Не получалось так, как у отца, да и желания особого не было, устали, слишком это кропотливая и трудоёмкая работа.

После смерти отца долго еще ходили матросики и просили сшить бескозырку, мама отказывала, весь расходный материал: машинки, колодки отдала. И сказала:

‒ Больше за машинку не сяду! Устала.

Итак, вернемся к началу нашего повествования, история моего отца может научить нас, что, если в твоей ответственности несовершеннолетние дети или младшие братья и сестры, престарелые родители или другой человек, нуждающийся в твоем участии в его жизни, не отворачивайся, не опускай руки и тогда твои нужды тоже будут удовлетворены.

По пословице: «Что посеешь, то и пожнешь».

ГКУК "ПКБС"