ПОПОВ ЮРИЙ ПЕТРОВИЧ (ВЛАДИВОСТОК)
Рейтинг:
/ 15
Развеселая охота
Мои предки, староверы с говором обитателей реки Керженец в Поволжье, уходили из европейской зоны по религиозным мотивам. Свою веру они называли чистой, как молоко, и потому за ними закрепилось название молокане. Под Благовещенском они оказались еще до появления здесь железной дороги. А предыдущим местом поселения было Прибайкалье.
Но и оно представляло собой одну из промежуточных инстанций, потому что среди легенд о прошлых деяниях сохранился рассказ о том, как кто-то из отдаленных предков побывал в плену у татар и сумел бежать. Те погнались за ним на верблюдах и стали настигать уже у пограничной реки. Видя, что тот ускользает, начали стрелять, но это только помогло ему, потому что верблюды боятся выстрелов и падают на колени. Где это произошло, остается только гадать. Татарами, само собой, назывались любые азиаты. Слово «татарин» даже еще и у отца звучало с оттенком вражды и презрения. И в соответствии с говором, остатки которого и поныне звучат вокруг Благовещенска, сарай у нас назывался «стайка», паук – «мизгирь», болото – «чаруса». А еще, когда другие говорят: «это вам сюрприз», у отца было выражение «лисичка принесла».
-..-
Как может быть веселым занятие, спросит кто-нибудь, которое давно уже отнесено к разряду малопочтенных, ибо мы живем во времена, когда охотой называют фотографирование братьев наших меньших в их природной среде. Но в том-то и дело, что смешной и даже уморительной она оказалась на этот раз именно для объектов охоты, сиречь диких коз и других таежных обитателей.
Дело происходило в конце шестидесятых в Кавалеровском районе. Мне довелось тогда потрудиться в составе располагавшейся там геофизической партии. Геофизики числятся в геологической отрасли, но они не бродят по тайге, а базируются на одном месте и промеряют землю разными приборами. По результатам таких промеров потом составляются прикидки о подземных запасах.
Места, где мы базировались, посещались только охотниками, да собирателями женьшеня, и пора была осенняя, конец сентября. У изюбрей в эту пору начинается гон. Вызывают они особым ревом друг друга на брачные бои из-за самок и этим пользуются тигры, которые тоже умеют имитировать такой рев, и таежные промысловики, которые делают ради этого из бересты небольшой рожок.
Мысль поработать под промысловиков пришла не сразу. Сначала появились рожки разной величины и ради одного только трубного рева. Его изготовление – дело плевое даже для младенца. Вырежи из бересты ленту подлиннее, сверни ее в рулон и затем растяни рулон в трубку, которую при желании можно изогнуть, дабы походил на рожок. Ну и мундштук – сложенный пополам листик той же бересты. Вырезал, свернул, растянул и труби. Потом дошло до попыток оглашать ревом окрестности перед рассветом, когда вроде бы начинается гон и у изюбрей. Вдруг услышим отклик. А там созрели и до попытки поискать приключения в таежной глуши всерьез. Разумеется, нам и одной только переклички хватило бы, чтобы наиграться в такую игру.
Ниже нас стояла другая бригада, где имелся настоящий таежник. Тот отнесся к затее с хорошим знанием дела и направил нас в такую глушь, где одни только комары тучами, да, наверно, еще какая мелочь. Продирались мы с приятелем Сашкой сквозь какие-то дебри до сумерек, чтобы оказаться подальше от наших стоянок, хотя потом выяснилось, что только обошли их большим полукругом.
Взялись делать лабаз, ведь как-никак всю ночь коротать на дереве. Но запала хватило только на три жердины, прикрепленные на ветках высокого кедра. Ладно, постоим. Охота пуще неволи. Где-то около полуночи Сашка стал настаивать на перекуре.
- Да ты что, совсем спятил, что ли? Всех изюбрей распугаешь.
- Да ерунда. Перекурим по сигаретке. Ждать-то еще до четырех, разнесет.
Наконец дошло и до предрассветной поры. Давай начинать. Осенней порой светать начинает попозже и потому пока еще непроглядная тьма. Тайга мирно дремлет в полусонном безмолвии. Даже комары угомонились и не нарушают мертвой тишины.
Извлекается хитроумная приманка для глупого изюбря. Подносит он рожок ко рту, раздувается наподобие надувной резиновой игрушки.
- Уух!
И вместо трубных звуков в рожок вылетел мундштук. Он его выплюнул. Как и почему я сам не загремел оттуда со смеху, и поныне не ведаю. Но, главное, в кустах какая-то коза:
- Чхи, чэхи, чхи, чхи – Вроде как захихикала, уносясь со всех ног. Да и уносилась-то скорее всего, чтоб поскорее рассказать и посмешить подружек.
Спустились мы на землю, развели костер, перекантовались кое-как до света. Настреляли по дороге рябчиков. Все не с пустыми руками. От нашей с тобой охоты, говорил я потом Сашке, животному царству только одна угроза: одна коза чуть со смеху не сдохла.
И если у коз все же имеется способность передавать сказания о предках, то тогда они по временам и поныне еще давятся смехом, когда собираются в дружеские компании. Да только и для нас с Сашкой – и где же ты теперь, Саша Ковтун, куда занесла тебя судьба! Ведь ничего, кроме развеселых воспоминаний, не осталось. Куда там всяким фотоохотам до таких приключений!
